Се­год­ня мне ис­пол­ни­лось три­д­цать лет. Я про­сну­лась с от­чет­ли­вым осоз­на­ни­ем это­го фа­к­та и те­перь ле­жу на сво­ей ши­ро­кой по­сте­ли не ше­ве­лясь. Смо­т­рю в по­то­лок и ду­маю: это­го не мо­жет быть, по­то­му что... по­то­му что я еще не го­то­ва к та­кой циф­ре. Ко­г­да впе­ре­ди сто­ит двой­ка, то ее хво­стик, да­же ес­ли это де­вят­ка, вы­гля­дит впол­не за­дор­но. Ну два­д­цать де­вять, и что? Это еще, мож­но ска­зать, юность. В та­ком воз­рас­те про­ща­ет­ся без­рас­суд­ст­во и глу­пые по­ступ­ки вы­гля­дят впол­не гар­мо­нич­но. Ко­г­да те­бе два­д­цать с хво­сти­ком, ты мо­жешь за­пле­сти ко­сич­ки, на­деть жел­тые ке­ды с раз­но­цвет­ны­ми шнур­ка­ми, один — крас­ный, дру­гой — зе­ле­ный, и пой­ти так в бли­жай­ший ноч­ной клуб. И рас­ска­зать там всем, что ты — све­то­фор. И просидеть у бар­ной стой­ки до ут­ра, разговаривая ни о чем с та­ки­ми же смеш­но одеты­ми под­руж­ка­ми. Мо­жешь по­з­во­лить се­бе болтающегося на рюк­за­ке мох­на­то­го мед­ве­дя, фут­бол­ку с че­ре­па­ми, пир­синг во всех воз­мож­ных ме­с­тах, чер­ные ног­ти и при­че­с­ку а-ля брыз­ги пеп­си-ко­лы. Нет, тео­ре­ти­че­ски все это до­с­туп­но и в три­д­цать, но как-то не со­че­та­е­мо. Про­ти­во­е­сте­ст­вен­но. Как буд­то ты тор­мо­зишь в ум­ст­вен­ном раз­ви­тии. Са­ма циф­ра три­д­цать, круг­лая и ос­но­ва­тель­ная, го­во­рит те­бе стро­гим го­ло­сом не­лю­би­мой мною учи­тель­ни­цы Га­ли­ны Се­ме­нов­ны: "По­иг­ра­ли и хва­тит. По­ра и честь знать”. А ведь все­го год на­зад я и не ду­ма­ла ни о чем по­доб­ном. Мне бы­ло два­д­цать де­вять...

Так. На­до вста­вать. Ид­ти в ван­ную, по­том при­ни­мать по­зд­ра­в­ле­ния се­мей­ст­ва и бы­ст­ро бе­жать из до­ма, пред­ва­ри­тель­но изъ­яв из сум­ки мо­биль­ный. Что­бы ни­кто не смог на­пом­нить о том, что се­го­д­ня осо­бен­ный день в мо­ей жиз­ни. Не­на­ро­ком не по­да­рил от­крыт­ку с над­пи­сью "Ну что, ста­руш­ка, до­ж­да­лась?!” Не пре­под­нес в по­да­рок фи­кус в горш­ке — веч­ный сим­вол ста­рых дев, не рас­ска­зал смеш­ной анек­дот о си­них чул­ках и, спо­хва­тив­шись, не по­же­лал мне хо­тя бы в этом го­ду вый­ти за­муж...

Итак, встаю. Улы­бай­ся, Ди­на! Те­бе три­д­цать фор­маль­но. На са­мом де­ле ты юна, све­жа, и сло­ни­ки на тво­ей пи­жа­ме все­гда в хо­ро­шем на­стро­е­нии. Вы­гля­ды­ваю в ко­ри­дор. В сол­неч­ном про­еме кух­ни воз­ни­ка­ет си­лу­эт Де­ни­са. Ес­ли он сей­час ска­жет ка­кую-ни­будь глу­пость, тут же по­лу­чит в нос. Но брат улы­ба­ет­ся впол­не при­вет­ли­во:

— С днем ро­ж­де­ния, се­ст­рен­ка!

Фу... Хо­ро­ший маль­чик. А где ос­таль­ные? Го­то­вят риф­му "Три­д­цать лет — еще не дран­ду­лет”? Лад­но, хва­тит сар­каз­ма. Расс­лабь­ся ты на­ко­нец. Это же не вра­ги, а твои род­ст­вен­ни­ки. Ма­ма, па­па, ба­бу­ля с де­дом... Они те­бя лю­бят.

— С днем ро­ж­де­нья, Ди­ноч­ка! — друж­ной де­ле­га­ци­ей вы­ка­ты­ва­ют в ко­ри­дор до­маш­ние.

У па­пы в ру­ках боль­шой бу­кет роз. Даю ру­ку на от­се­че­ние, что их три­д­цать. Ма­ма тор­же­ст­вен­но дер­жит ка­кой-то свер­ток. Дед с ба­бу­лей по бо­кам, как го­во­рит Де­нис, для ме­бе­ли. Сто­ят и улы­ба­ют­ся, мол, ра­дость-то ка­кая, внуч­ка вы­рос­ла! Но уже че­рез се­кун­ду "ме­бель” вы­ки­ды­ва­ет вра­же­ский трюк. Ви­ди­мо, ре­шив вне­сти и свою леп­ту в об­щее по­зд­ра­в­ле­ние, дед ве­се­ло го­во­рит:

— Вот и раз­ме­ня­ла ты, Дин­ка, чет­вер­тый де­ся­ток!

Не­мая сце­на. Все за­сты­ва­ют в не­ле­пых по­зах с улыб­ка­ми на ли­цах. По­то­му что все, кро­ме де­да, в кур­се мо­их воз­рас­тных реф­ле­к­сий.

— Это у нас де­душ­ка так шу­тит! — пре­ры­ва­ет па­у­зу на­ход­чи­вая ба­бу­ля.

И все на­чи­на­ют од­но­вре­мен­но гал­деть, сме­ять­ся, тол­кать де­да в бок... Су­ют мне цве­ты, по­да­рок.

— Раз­вер­ни же, по­смо­т­ри, что там! — не­тер­пе­ли­во про­сит па­па, и я вя­ло при­ни­ма­юсь рвать по­да­роч­ную бу­ма­гу. По­то­му что на­стро­е­ние на ну­ле, а в го­ло­ве кру­тят­ся два сло­ва: "чет­вер­тый де­ся­ток, чет­вер­тый де­ся­ток”... Под упа­ков­кой об­на­ру­жи­ва­ет­ся ог­ром­ный ко­жа­ный порт­фель тем­но-ко­рич­не­во­го цве­та. Он мер­ца­ет под лам­пой уны­лым кан­це­ляр­ским бле­ском, и мне ка­жет­ся, что вну­т­ри обя­за­тель­но долж­ны быть сче­ты с от­по­ли­ро­ван­ны­ми вре­ме­нем ко­с­тяш­ка­ми, а так­же си­ние на­ру­кав­ни­ки, что­бы ве­щи на ло­к­тях не про­ти­ра­лись... Я смо­т­рю на порт­фель не ми­гая, и сло­ни­ки на мо­ей пи­жа­ме гру­ст­но под­жи­ма­ют хо­бо­ты.

— Это для ра­бо­ты, — по­яс­ня­ет на вся­кий слу­чай мама.

— Да уж по­нят­но, что не на дис­ко­те­ку, — бур­чу я.

— Бу­дешь скла­ды­вать ту­да бу­ма­ги, ста­тьи свои... А ко­гда на­пи­шешь кни­гу, по­не­сешь ее в этом порт­фе­ле в из­да­тель­ст­во.

— Ма­ма, ру­ко­пи­си уже дав­но ни­где не при­ни­ма­ют, — встре­ва­ет в раз­го­вор Де­нис, — все поль­зу­ют­ся элек­трон­ной по­чтой.

И, на­кло­нив­шись ко мне, шеп­чет:

— Я был про­тив это­го мон­ст­ра...

— От­лич­ный порт­фель! — за­клю­ча­ет па­па. — Мож­но ска­зать, твор­че­ский. В не­го пол на­шей би­б­ли­о­те­ки за­су­нуть мож­но.

При­няв этот со­м­ни­тель­ный ком­п­ли­мент, во­ло­чу по­да­рок в спаль­ню, по до­ро­ге пе­ре­счи­ты­ваю ро­зы. Так и есть — три­д­цать. А ес­ли бы мне бы­ло, не дай Бог, де­вя­но­сто? Хо­тя, по­че­му не дай Бог? Все­г­да меч­та­ла до­жить до глу­бо­кой ста­ро­с­ти, что­бы по­смо­т­реть, изо­бре­тут ли ма­ши­ну вре­ме­ни. А мо­жет быть, за­од­но и ре­цепт бес­смер­тия с эли­к­си­ром мо­ло­до­сти...

— Че­рез пять ми­нут празд­нич­ный зав­т­рак, плав­но пе­ре­те­ка­ю­щий в обед! — ог­ла­ша­ет дом звон­ко­го­ло­сая ма­ма.

Я сно­ва вы­пол­заю в ко­ри­дор и пле­тусь в ван­ную. Так, сей­час бы­ст­рень­ко по­чи­с­тить зу­бы, при­нять душ, вы­пить ко­фе и, со­слав­шись на сроч­ное де­ло: "Вот толь­ко что по­зво­ни­ли!”, смыть­ся ото всех ку­да по­даль­ше. В ко­ри­до­ре стал­ки­ва­юсь с де­вуш­кой Де­ни­са — Да­шей. Что за мо­да звать на мой празд­нич­ный зав­т­рак ко­го по­па­ло? Ока­зы­ва­ет­ся, ее ни­кто не звал, она здесь с ве­че­ра, по­то­му что дав­но уже не "кто по­па­ло”, а бу­ду­щая же­на мо­е­го брат­ца. Во де­ла... Ну по­че­му я все уз­наю по­с­лед­ней?

— При­вет, — улы­ба­ет­ся Да­ша. — С днем ро­ж­де­ния!

И про­тя­ги­ва­ет кни­гу "Сто ре­цеп­тов кра­со­ты”. Что ж, ви­ди­мо, уже по­ра жить по ре­цеп­там...

— Спа­си­бо, — мрач­но от­ве­чаю я. — Пой­ду, по­ло­жу ее в порт­фель.

Да­ша в лег­ком не­до­уме­нии скры­ва­ет­ся за две­рью Де­ни­со­вой спаль­ни, и от­ту­да до ме­ня до­но­сят­ся об­рыв­ки та­ко­го ди­а­ло­га:

Да­ша: "Сколь­ко-сколь­ко, го­во­ришь?!”

Де­нис: "Три­д­цать. И не кри­чи так, по­жа­луй­ста”.

Да­ша: "Три­д­цать?! Ни фи­га се­бе! А на вид еще ни­че­го...”

Ко­неч­но, для во­сем­на­д­ца­ти­лет­ней ду­роч­ки я — ди­но­завр, чу­дом до­жив­ший до этих дней. Все! На-до-е-ло!

Бе­гу к се­бе и, на­ско­ро пе­ре­одев­шись, по­ки­даю ком­на­ту.

Про­щай­те, сло­ни­ки! Вы про­иг­ра­ли без­душ­но­му ко­жа­но­му мон­ст­ру.

— Ты ку­да это со­бра­лась? — вы­со­вы­ва­ет­ся из кух­ни мама.

— Поз­во­ни­ли. Нуж­но сроч­но быть в ре­дак­ции "Веч­ных цен­но­стей”. Форс-ма­жор! — с ма­к­си­маль­но прав­ди­вым ли­цом вру я. — Ку­шай­те без ме­ня, ве­че­ром по­си­дим...

— Не за­дер­жи­вай­ся! — до­но­сит­ся мне вслед. По­том ба­буш­ке: — Вот так все­гда. Три­д­цать лет уже, а...

К сча­стью, ко­нец фра­зы уто­па­ет в гу­ле при­бли­жа­ю­ще­го­ся лиф­та. Я вы­ле­таю на ули­цу и с раз­бе­га вре­за­юсь в ка­кую-то тет­ку. Та ро­ня­ет кор­зи­ну, спе­лые по­ми­до­ры биль­ярд­ны­ми ша­ра­ми рас­сы­па­ют­ся по тро­ту­а­ру.

— Жен­щи­на! — воз­му­щен­ным ба­сом кри­чит она. — Смо­т­реть на­до!

Сго­во­ри­лись они, что ли? Ка­кая я те­бе жен­щи­на...

Из­ви­нив­шись пе­ред тет­кой, бе­гу даль­ше. На­до бы толь­ко ре­шить — ку­да. В парк! Точ­но. Там ти­хо и спо­кой­но. Лю­ди не­спеш­но про­гу­ли­ва­ют­ся те­ни­сты­ми ал­ле­я­ми, по до­рож­кам про­ха­жи­ва­ют­ся важ­ные го­лу­би. А глав­ное — и тем, и дру­гим пле­вать на то, сколь­ко те­бе лет. У рын­ка по­ку­паю ку­лек се­ме­чек, вы­би­раю са­мую даль­нюю ска­мей­ку. На пер­вый же взмах ру­ки ко мне сле­та­ют­ся все ок­ре­ст­ные пти­цы. Не­ко­то­рые, осо­бен­но сме­лые, са­дят­ся на ла­донь. Мыс­ли по­сте­пен­но упо­ря­до­чи­ва­ют­ся, и я, на­ко­нец, мо­гу трез­во взгля­нуть на про­б­ле­му. Да и про­б­ле­ма ли это? Ка­кая раз­ни­ца, сколь­ко те­бе лет! Глав­ное — на­сколь­ко ты се­бя ощу­ща­ешь. По край­ней ме­ре, так пи­шут ум­ные книж­ки и ут­вер­жда­ют опыт­ные да­мы. Тем не ме­нее пла­сти­че­ские хи­рур­ги ра­бо­та­ют не по­кла­дая рук, а жен­щи­ны по-преж­не­му с ма­ни­а­каль­ным упор­ст­вом скры­ва­ют свой воз­раст.

От­ку­да бе­рут­ся хво­сти­ки

Моя зна­ко­мая лет де­сять под­ряд го­во­ри­ла всем, что ей три­д­цать с хво­сти­ком, по­ка ка­кой-то пло­хо вос­пи­тан­ный тип не по­шу­тил, ска­зав: "Ой, из­ви­ни­те, я, ка­жет­ся, на­сту­пил вам на хво­стик!” Это бы­ло дей­ст­ви­тель­но боль­но. С тех пор зна­ко­мая впа­ла в дру­гую край­ность: ста­ла от­кры­то, ино­гда без осо­бой на­доб­но­сти объ­я­в­лять всем свой воз­раст и с изу­м­ле­ни­ем об­на­ру­жи­ла об­рат­ный эф­фект. "Не мо­жет быть?!” — уди­в­ля­лись дру­зья и хва­ли­ли ее за мо­ло­дость и кра­со­ту. От­сю­да ло­гич­ный вы­вод — за­чем скры­вать го­да, ес­ли есть та­кая за­ме­ча­тель­ная воз­мож­ность уди­в­лять? Но мы все рав­но про­дол­жа­ем ма­с­ки­ро­вать­ся. По­че­му? Пси­хо­ло­ги ут­вер­жда­ют: пар­ти­зан­ские ак­ции из раз­ря­да "мо­же­те ме­ня убить, но я вам ни­че­го не ска­жу” по­я­в­ля­ют­ся у жен­щин с низ­кой са­мо­оцен­кой. Мол, муж­чи­ны пред­по­чи­та­ют мо­ло­дых, по­э­то­му при­хо­дит­ся со­от­вет­ст­во­вать. Но это, ско­рее все­го, сте­рео­тип. Мой па­па, на­при­мер, предпочитает ма­му, хо­тя она стар­ше его на два го­да. По­том дя­дя Бо­ря. Он млад­ше те­ти Лю­си на во­семь лет и ни­че­го. Да что там — ни­че­го, бо­го­тво­рит ее, на­зы­ва­ет сво­ей де­воч­кой. "Де­воч­ке” уже хо­ро­шо за пять­де­сят. Нет, здесь что-то дру­гое... А мо­жет, мы скры­ва­ем свои ле­та, по­то­му что не­за­ви­си­мо от воз­рас­та в ду­ше ос­та­ем­ся во­сем­на­д­ца­ти­лет­ни­ми? Да, да, а не­ко­то­рым и то­го мень­ше. Вот этот дис­со­нанс и ме­ша­ет нам ми­рить­ся с су­ро­вой дей­ст­ви­тель­но­стью. Хо­чет­ся ос­та­но­вить вре­мя. За­фи­к­си­ро­вать его на ка­кой-ни­будь сре­д­не­ста­ти­сти­че­ской от­мет­ке. "Идут го­да, мне все еще за три­д­цать...”

У мо­ей ма­мы есть под­ру­га — Ве­ро­ни­ка Аль­бер­тов­на, со­ро­ко­во­го го­да ро­ж­де­ния. Очень энер­гич­ная да­ма. Так вот, в воз­рас­те "ягод­ки опять” она встре­ти­ла муж­чи­ну сво­ей меч­ты. Ему бы­ло три­д­цать три. Ве­ро­ни­ка Аль­бер­тов­на впа­ла в транс. Две­на­д­цать лет раз­ни­цы по­ка­за­лись ей про­па­стью, в ко­то­рую не­умо­ли­мо по­ка­ти­лись все гре­зы и на­де­ж­ды. Но при­род­ная пред­при­им­чи­вость не да­ла жен­щи­не уме­реть от го­ря. Це­ной не­ве­ро­ят­ных уси­лий Ве­ро­ни­ка Аль­бер­тов­на ухи­т­ри­лась на всех офи­ци­аль­ных до­ку­мен­тах ис­пра­вить ро­ко­вую да­ту. Так но­лик не­за­мет­но пре­вра­тил­ся в де­вят­ку, и раз­рыв уже не вы­гля­дел столь пу­га­ю­ще. Влюб­лен­ные со­че­та­лись за­кон­ным бра­ком и бы­ли сча­ст­ли­вы ров­но де­сять лет. А по­том ве­т­ре­ный муж ушел к дру­гой жен­щи­не — ро­вес­ни­це Ве­ро­ни­ки Аль­бер­тов­ны. Пос­лед­няя бы­ла в шо­ке. Кри­ча­ла: "Как ты мо­жешь? Она же ста­ру­ха!” — "А мне все­гда нра­ви­лись да­мы на­мно­го стар­ше”, — при­знал­ся муж. Афе­ра по­те­ря­ла вся­кий смысл. Пен­сия ото­дви­ну­лась на де­вять лет, что, со­г­ла­си­тесь, бы­ло не­спра­вед­ли­во по от­но­ше­нию к жен­щи­не, про­ра­бо­тав­шей всю жизнь "на но­гах” па­рик­махе­ром.

— Ты не зна­ешь, Ле­ноч­ка, как бы мне вер­нуть все на­зад? Толь­ко не­за­мет­но... — тер­за­ла мою ма­му Ве­ро­ни­ка Аль­бер­тов­на. — Ты да­же не пред­ста­в­ля­ешь, как я ус­та­ла ра­бо­тать. А так по­се­ли­лась бы на да­че, вы­ра­щи­ва­ла бы огур­чи­ки...

Ма­ма, про­фес­си­о­наль­ный пси­хи­атр, всей ду­шой по­со­чув­ст­во­ва­ла не­сча­ст­ной.

— Ну хо­чешь, я вы­дам те­бе справ­ку о ши­зо­фре­нии, из-за ко­то­рой ты буд­то бы и со­вер­ши­ла этот бе­зум­ный по­сту­пок? — предложила она.

— Ста­рая ши­зо­фре­нич­ка... — за­ду­ма­лась Ве­ро­ни­ка Аль­бер­тов­на. — Нет. Уж луч­ше бу­ду ра­бо­тать.

И ра­бо­та­ла. До са­мой сво­ей фаль­ши­вой пен­сии, на ко­то­рую вы­шла в ше­сть­де­сят че­ты­ре го­да. Из все­го это­го мож­но сде­лать вы­вод: жен­щи­ну пу­га­ет не сам воз­раст, а страх пе­ред циф­ра­ми. Имен­но на них дер­жит­ся боль­шин­ст­во сте­рео­ти­пов. Мол, ес­ли в три­д­цать еще не за­му­жем — си­ний чу­лок, вы­хо­дишь за­муж в три­д­цать пять — "по­с­лед­ний шанс”, за­во­дишь лю­бов­ный ро­ман в со­рок — "со­шла с ума”, в пять­де­сят вре­мя про­хо­дит в тре­вож­ном ожи­да­нии кли­ма­к­са, а по­том — "здрав­ст­вуй, пен­сия!”.

Се­меч­ки за­кан­чи­ва­ют­ся, но го­лу­би по-преж­не­му топ­чут­ся у мо­их ног, тре­буя про­дол­же­ния бан­ке­та.

— Лад­но, пой­ду за но­вой пор­ци­ей, — обе­щаю я им.

Ог­ля­ды­ваю парк и не­ожи­дан­но на­ты­ка­юсь на объ­е­к­тив фо­то­ап­па­ра­та. Он смо­т­рит пря­мо на ме­ня. По­том про­из­во­дит щел­чок и мед­лен­но опу­с­ка­ет­ся.

Лю­бовь и го­лу­би

Под фо­то­ап­па­ра­том об­на­ру­жи­ва­ет­ся муж­чи­на лет со­ро­ка. У не­го та­кое ли­цо... В об­щем — пра­к­ти­че­ски точ­ное по­па­да­ние в мой иде­ал — не­что сре­д­нее ме­ж­ду Джей­со­ном Стэт­хе­мом и Бе­ном Аф­фле­ком. Муж­чи­на дру­же­люб­но улы­ба­ет­ся. "Все-та­ки Аф­флек, — ду­маю я, хо­тя Стэт­хем мне нра­вит­ся боль­ше. — Ин­те­рес­но, че­го он там на­сни­мал?” Слов­но ус­лы­шав мыс­ли, муж­чи­на вста­ет и на­пра­в­ля­ет­ся в мою сто­ро­ну. По­дой­дя, про­тя­ги­ва­ет ви­зит­ку, на ко­то­рой на­пи­са­но: "Егор Зи­мин, фо­то­ху­дож­ник”.

— Я вас сни­мал, — го­во­рит он.

— Я за­ме­ти­ла.

— А те­перь хо­чу спро­сить — вы не про­тив, ес­ли эти кадры по­я­вят­ся в жур­на­лах?

— Смо­т­ря в ка­ких...

— В хо­ро­ших. Боль­шей ча­стью свя­зан­ных с фо­то­гра­фией.

— Эко­но­ми­те на мо­де­лях?

— Нет, про­сто люб­лю ре­пор­та­жи.

Ему уди­ви­тель­но идет его го­лос. В ме­ру низ­кий, мяг­кий и уве­рен­ный. Я дав­но об­ра­ти­ла вни­ма­ние — у ка­ж­дой жен­щи­ны есть свой лю­би­мый муж­ской тембр. Тот, ко­то­рый вол­шеб­ным об­ра­зом сов­па­да­ет с ее вну­т­рен­ней ви­б­ра­ци­ей, на­хо­дит нуж­ный ка­мер­тон, так, что по те­лу не­мед­лен­но про­бе­га­ют вол­ни­тель­ные му­раш­ки.

— А мож­но по­смо­т­реть, что по­лу­чи­лось?

— Лег­ко. На­жи­май­те вот эту кноп­ку и ли­с­тай­те.

— Ух ты!..

В ок­ру­же­нии птиц я на­по­ми­наю эль­фа: ме­с­та­ми взмах ру­ки сма­зы­ва­ет­ся, об­ра­зуя по­лу­про­зрач­ное кры­ло. Солн­це пу­та­ет­ся в во­ло­сах, мяг­ко ло­жит­ся на ко­жу, от­че­го она про­сто све­тит­ся. Та­кой я се­бя со­в­сем не знаю...

— Я не люб­лю по­ста­но­воч­ных кад­ров и порт­ре­тов, — го­во­рит Егор. — Они ред­ко бы­ва­ют на­сто­я­щи­ми. Это по­хо­же на то, как жен­щи­ны под­хо­дят к зер­ка­лу...

— А как они под­хо­дят?

— За шаг до не­го рас­пра­в­ля­ют пле­чи и "на­де­ва­ют” ли­цо. Угол­ки губ чуть при­под­ня­ты, гла­за как бы рас­пах­ну­ты, шея вы­тя­ну­та, грудь впе­ред. По­лу­ча­ет­ся фо­то­гра­фия на пас­порт. А я люб­лю жи­вые эмо­ции. Вот, на­при­мер, го­лу­би... По­с­мо­т­ри­те, ка­кие они на­сто­я­щие, ка­кие кра­си­вые. Ни од­но­му го­лу­бю не при­дет в го­ло­ву по­зи­ро­вать. Наж­ми­те при­бли­же­ние...

Он тя­нет­ся к ка­ме­ре и не­ча­ян­но ка­са­ет­ся мо­ей ру­ки. Я вздра­ги­ваю от не­ожи­дан­но­сти и чув­ст­вую, как уча­ща­ет­ся серд­це­би­е­ние, а в го­ло­ве на­чи­на­ет иг­рать му­зы­ка. Она зву­чит на­столь­ко от­чет­ли­во, что я да­же по­во­ра­чи­ваю го­ло­ву в на­де­ж­де уви­деть ор­кестр.

— Ре­пор­таж­ные фо­то­гра­фии все­гда че­ст­ные, — не за­ме­чая мо­е­го вол­не­ния, про­дол­жа­ет Егор.

Что это? Я мог­ла бы слу­шать его веч­но. Вот так си­деть и млеть от те­п­ло­го го­ло­са, от рук, от од­ной его те­ни на ас­фаль­те. Мо­жет, это и есть лю­бовь с пер­во­го взгля­да? Ни­че­го по­доб­но­го не ис­пы­ты­ва­ла рань­ше... А ведь он да­же не спро­сил, как ме­ня зо­вут. И что те­перь де­лать? Вот так взять и пред­ста­вить­ся по­сре­ди раз­го­во­ра? Нет, ну­жен ка­кой-то пред­лог...

— А вы мо­же­те пе­ре­слать мне эти фо­то­гра­фии? — спра­ши­ваю я и про­тя­ги­ваю Его­ру ви­зит­ку.

— "Ди­на Джин­д­жер, сво­бод­ный жур­на­лист”, — с улыб­кой чи­та­ет он.

— Джин­д­жер — псев­до­ним, — по­яс­няю и тут же, спо­хва­тив­шись, го­во­рю: — Нет, вы не ду­май­те, я не бу­ду ис­поль­зо­вать ва­ши фо­то­гра­фии. Я же знаю, что та­кое ав­тор­ское пра­во. Про­сто сде­лаю се­бе па­ру сним­ков.

— До­го­во­ри­лись, — со­г­ла­ша­ет­ся Егор и под­ни­ма­ет­ся со ска­мей­ки.

Не­уже­ли так про­сто возь­мет и уй­дет? Нуж­но дей­ст­во­вать! Но как? При­гла­сить его на ко­фе? Ба­наль­но. На­про­сить­ся в ка­че­ст­ве ас­си­стент­ки — буд­то бы все­гда меч­та­ла по­смо­т­реть, как ра­бо­та­ет про­фес­си­о­наль­ный фо­то­граф. Нет, ши­то бе­лы­ми нит­ка­ми... Мыс­ли ли­хо­ра­доч­но ска­чут в го­ло­ве, и в ито­ге, не при­ду­мав ни­че­го бо­лее ори­ги­наль­но­го, я го­во­рю:

— А у ме­ня се­го­д­ня день ро­ж­де­ния.

— Поз­д­ра­в­ляю, — улы­ба­ет­ся Егор.

— Мо­жем вы­пить че­го-ни­будь... где-ни­будь...

— У ме­ня че­рез пят­на­д­цать ми­нут встре­ча, — смо­т­рит он на ча­сы. — Бо­юсь, она за­тя­нет­ся...

И вдруг я за­даю глу­пей­ший во­п­рос, за­ли­ва­ясь крас­кой сты­да.

— Я что, вам со­в­сем не нра­в­люсь?

Егор за­ду­мы­ва­ет­ся.

— Нра­ви­тесь. Толь­ко у ме­ня прин­цип. Я не встре­ча­юсь с мо­ло­день­ки­ми де­воч­ка­ми.

— Мне три­д­цать лет! — воз­му­ща­юсь я. — Чет­вер­тый де­ся­ток по­шел...

— А мне со­рок пять. Чув­ст­ву­е­те раз­ни­цу?

— Вы, на­вер­ное, же­на­ты?

— Нет. Был ко­гда-то...

Ка­кая до­са­да. Вот так ни за что ни про что по­те­ряю муж­чи­ну сво­ей меч­ты! И по­че­му мне не со­рок? Или хо­тя бы три­д­цать пять... А все-та­ки, как смеш­но уст­ро­е­на жизнь: сколь­ко бы те­бе ни бы­ло лет, все­гда най­дет­ся тот, для ко­го ты слиш­ком мо­ло­да. Те­о­рия от­но­си­тель­но­сти...

— Я по­зво­ню вам, — го­во­рит вдруг Егор и смо­т­рит на ви­зит­ку. — Здесь же ука­зан те­ле­фон?

— Ко­неч­но, ука­зан! А ко­гда?

— Зав­тра. Ну, ска­жем, около се­ми, уст­ро­ит?

— Ут­ра? — с го­тов­но­стью уточ­няю я.

— За­чем... Ве­че­ра. Но мо­гу и ут­ром. Вме­сто бу­диль­ни­ка, — сме­ет­ся он.

Щел­ка­ет на про­ща­ние мое за­ме­ша­тель­ст­во и ухо­дит. А я так ос­та­юсь си­деть на ска­мей­ке. Бла­жен­но улы­ба­юсь и ду­маю: это луч­ший день ро­ж­де­ния в мо­ей жиз­ни...

Дина ДЖИНДЖЕР
Рисунок Светланы Акатьевой